РусскийEnglish
Глазами клоуна
Генрих Бёлль
Роман Генриха Бёлля ГЛАЗАМИ КЛОУНА написан от лица комического актера, профессионального шута, тонко чувствующего человека, который волею судеб оказался в одиночестве и заново пытается переосмыслить свою жизнь.
Постановка
Роман западногерманского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе, Генриха Бёлля «Глазами клоуна» был написан в 1963 году и имел невероятный успех у читателей. Это история одаренного, тонко чувствующего человека, который волею судеб оказался в одиночестве и заново пытается переосмыслить свою жизнь. Ганс Шнир – потомок ироничных и язвительных шекспировских шутов, которые дерзали говорить правду. Острый разлад артиста с окружающим миром усугубляется любовной трагедией и творческим кризисом: героя покинула возлюбленная, коллеги лицемерят, друзья равнодушны, а в кармане почти ничего не осталось. Теперь клоуну нужны деньги. Людей ничто так не обескураживает, как клоун вызывающий жалость. Он кладет перед собой лист с номерами телефонов всех своих знакомых и родных. И, поочередно обзванивая всех, вспоминает всю свою жизнь. Почти во всех воспоминаниях Ганса присутствует Мари - его «родная душа», та единственная, которую он по-настоящему, всем сердцем, любит.

 

В спектакле-исповеди героя будет великая история любви, саркастичная картина нравов, слова и пантомима, хорал и клоунада. Тренинг с артистами проводит профессиональный клоун, выпускник студии театра «Лицедеи» Павел Михайлов.

Режиссер-постановщик –   Денис Хуснияров

Художник-постановщик –   Николай Слободяник

Художник по костюмам –  Мария Головина

Художник по свету – заслуженный работник культуры России Евгений Ганзбург

Пластика – Павел Михайлов

Музыкальное оформление – Виктор Волна

В спектакле звучит музыка Фредерика Шопена, Иоганна Себастьяна Баха.

В спектакле заняты: Андрей Феськов, Булат Шамсутдинов, заслуженный артист России Артем Цыпин, Любовь Макеева, Михаил Николаев, Владимир Постников, Арсений Мыцык, Александр Бобровский, Мария Щекатурова, Наталья  Корольская, Анна Королева, Мария Фефилова, Алина Мурзагалиева, Владислав Лобанов, Александра Чаплыгина, Роман Зайдуллин, Евгений Исаев, Лилия Гильмутдинова, Артем Юдин, Тимофей Исаев.

16+


Передача на радио Эхо Москвы

Премьера спектакля «Глазами клоуна» по роману Генриха Бёлля

Ведущий: Троянская Татьяна
Гости выпуска: Хуснияров Денис, Феськов Андрей

 

Продолжительность спектакля 2 ч. 0 мин. без антракта

  • Режиссер-постановщик - Денис Хуснияров
  • Художник-постановщик - Николай Слободяник
  • Художник по костюмам - Мария Головина
  • Музыкальное оформление - Виктор Волна
  • Художник по свету - Евгений Ганзбург
  • Хореограф и режиссер по пластике - Павел Михайлов

Премьера: 22.03.2014

  •  
Спектакль Глазами клоуна в афише
Пресса о спектакле:

ИСПОВЕДЬ ШУТА - Петербургский театральный журнал, апрель 2014

«Глазами клоуна». Г. Бёлль. Инсценировка Дениса Хусниярова. Театр на Васильевском. Режиссер Денис Хуснияров, художник Николай Слободяник. В новой постановке Театра на Васильевском режиссер Денис Хуснияров, сохранив фабулу романа почти без изменений, на первый план выводит любовную тему, делая акцент на невозможности отношений Ганса и Мари. Вопросы религии, творчества, социального неравенства отходят на второй план. Бытовые подробности убраны. На сцене перед зрителем предстает не обветшалая квартира Шнира, какой ее описывает Бёлль, — с мебелью, собранной по распродажам, рынкам, лавкам, где в комнате продавленный диван, столик и телефон, а в кухне старая газовая плита, подтекающий холодильник, обеденный стол и пара неудобных стульев, — а идеально чистое, выбеленное пространство. Основа клоунского грима. Холст, на который сейчас герой начнет наносить краски в попытке создать автопортрет. Пол, стены, потолок — все белое. Семантический центр композиции — трон Шнира: легкого кремового оттенка кресло, развернутое к аудитории спинкой — последняя преграда, скромная защита Ганса от этого мира. Вокруг кресла — множество черных кругов-блинчиков (этакие беретики Марселя Марсо, разбросанные по площадке) — стульев, на каких обычно сидят пианисты у рояля. Тут же, справа от кресла, — пианино, на торце которого закреплен дисковый телефонный аппарат черного цвета. На пианино — велосипед, детский образ свободы, наивной и мнимой независимости. Справа от кресла — белый балетный станок, у которого любит упражняться неповоротливая мамаша Шнир (Любовь Макеева). Над креслом — огромный абажур, обтянутый легкой полупрозрачной тканью, который вызывает одновременно ассоциации ис домашним уютом, и с деталью женского туалета (точно такой же формы будет нижняя юбка Мари Деркум), и с колоколом, напоминающим о сводах католического храма. Но более всего абажур похож на перевернутый цветок белого мака — символ сна, покоя, воспоминаний. Такой цветок здесь не один — весь потолок в цвету: множество плафонов-колокольчиков, развешанных рядами, украшают его. Смотришь — и возникает странное ощущение. С одной стороны, воздух, свет, спокойствие, простор. Сдругой — холодность, бесприютность, отстраненность, мертвенность. Да еще на мгновение из этого цветочного великолепия взгляд выхватывает один-единственный темно-коричневый бутон. Когда начнется спектакль, станет ясно, что плафон — черный, траурный. Под ним в течение спектакля сидит погибшая сестра Ганса Генриетта. Гаснет свет, зритель погружается в воспоминания Шнира. Все участники будущего представления выходят на площадку в сутанах, какие обычно носят католические священники, и исполняют Григорианский хорал. Отслужили мессу. Приступили к священнодействию. Герои покидают сцену, появляется Ганс Шнир (Андрей Феськов). Первый раз мы видим его на экране: на задник дается черная проекция. Постепенно проекция увеличивается в размерах, камера все больше «наезжает» на лицо актера. Ровно до того момента, пока на импровизированном экране не остаются только глаза — грустные, подведенные черным глаза клоуна. Шнир выходит к публике в костюме черного Пьеро. Собственно, от Пьеро у него только грим да гофрированный воротник. Все остальное — вполне современная одежда: сорочка, жилет, брюки, пальто, ботинки. Ботинки — начищенные, остроносые. Не клоунские. Не смешные. Тот Шнир, которого играет Андрей Феськов, и, правда, не смешон. Собственно, он не смешон и у Бёлля. Ганс-изгой, Ганс-дурачок жалок, глядя на него, испытываешь горечь, какую-то вселенскую тоску. Не клоун — шут. Спившийся шут. Волосы всклокочены. Говорит скрипучим, поломанным, осипшим, охрипшим от алкоголя голосом. Движения, некогда выверенные, отточенные, теперь смазаны, неточны, неверны, шатки. Есть в них вялость, обреченность: фокусы не получаются, пантомимы не удаются. Беседуя с возможными, по-видимому, представляемыми посетителями, он сидит, скрючившись, закинув ногу на ногу и скрестив руки. Так, как сидят «последние забулдыги в пивных». Не то чтобы любитель абсента — скорее, поклонник коньяка. Посетители Шнира — погибшая на войне сестра Генриетта, уехавшая в Рим Мари, вечно занятый в пансионе при соборе брат Лео, обделывающий очередное дельце, не дурак выпить агент Шнира Цонерер, создатель и куратор общества «Смягчим расовые противоречия» мамаша Шнир, любовница отца Ганса певичка Бела Брозен — появляются в черно-белых костюмах, светлых тапочках, с белым гримом на лице. Для того чтобы зритель не путался, кто есть кто, каждый из героев имеет отличительный знак — говорящую деталь: у Лео — Библия и четки; у матери Шнира — кружевные перчатки, нитка жемчуга, шляпа; у отца Шнира — чашка кофе (в романе он очень любит кофе, варить этот напиток — его единственное настоящее призвание); у Цонерер — кружка пива; у доктора Кинкеля — курица, нож, разделочная доска. От них не стоит ждать ни прощения, ни сострадания. Лишенные запаха, бесцветные, смытые тени сознания. Они все на одно лицо, никакой индивидуальности — бездушные маски. Исключения — Генриетта (Лилия Гильмутдинова) и Мари (Наталья Корольская). Первая появляется в голубом пальто и шляпке, садится за пианино и исполняет ту самую «подхрамывающую» мазурку Шопена. Вторая, выйдя в белой сорочке, по-бёллевски неспешно облачается в темно-зеленое, приятного глубокого оттенка платье (такого же оттенка будет затем халат у Шнира). Голубой и зеленый — два цветных пятна надежды в черно-белой действительности спившегося поклонника Чарли Чаплина. Особое место в спектакле занимает разговор Ганса Шнира с отцом. Кульминация. Папаша Шнир (Артем Цыпин) — единственный реальный гость Ганса. Успешный, уверенный в себе, он появляется в квартире сына без грима и не в белых тапочках, а в черных остроносых туфлях. На нем деловой костюм в тонкую белую полоску и твидовое пальто в крупную клетку. Он пришел поговорить. Наконец-то. Спустя три года после расставания. Но и здесь никакого тепла, сочувствия или сопереживания — деловые переговоры, сделка, желательно выгодная. В результате диалога, как то было и в первоисточнике, становится очевидным: старший и младший Шниры похожи. Двойная трагедия и для отца, и для сына. Наметившееся сближение стопорится, договоренности аннулируются. Старший Шнир теряется, зажимается, прикрывается буржуазностью, общественной моралью, бизнес-связями — чем угодно: ему невыносимо быть собой, иметь общие черты с этим спившимся гистрионом. Младший провоцирует, гримасничает, паясничает: артист обрел зрителя, да еще какого! Ганс разыгрывает целое представление. Ломаные, утрированные движения, слишком слащавая, приторно-елейная интонация, подвижная мимика в сочетании с самыми больными, оскорбительными для отца темами — цирковая программа скромного семейного вечера. Шут испытывает смущение только единожды — когда речь заходит о Генриетте. Он не решается озвучить ее имя, чем спасает отца, — посмейся Ганс еще и над ней, обвини в гибели сестры этого добропорядочного бюргера, и директор фабрики падет с сердечным приступом — слишком больно терять родную дочь, также больно, как Гансу переживать разрыв с Мари. Недовольный скромной импровизацией, разочарованный разговором, старший Шнир уходит, не дав сыну ни пфеннига. В финале все участники представления снова появляются в рясах, в голос поют хорал, взывая к «духу святому, силам небесным». В редакции Дениса Хусниярова Ганс Шнир не подправляет грима, не идет в толпу, не ищет единения с прохожими. Он с самого начала явлен им, то есть нам. Спектакль и есть исповедь клоуна. А кто не понял, не принял, не благословил и не отпустил ему и себе грехи, так за того и стоит помолиться. подробнее >>