Джон Пеппер
«Я последний протеже Эдуардо Де Филиппо»
Режиссер Джон Пеппер (Италия-США) выпустил премьеру в петербургском Театре на Васильевском. Спектакль «Моя дорогая Матильда» по пьесе известного американского драматурга, лауреата многих престижных театральных премий Израэля Горовица родился благодаря следующим обстоятельствам: Пеппер любит Петербург (бывал здесь не раз); мечтал поработать с русскими актерами (видел несколько российских постановок и восхитился тем, как существуют на сцене наши артисты); ему нравятся пьесы и сценарии Горовица (они знакомы с тех пор, когда Пеппер занимался в Голливуде продюсированием фильмов), а «Моя дорогая Матильда» так захватила его, что он собирался поставить ее в Италии и планирует сделать это теперь уже в следующем году.
Нанять Джона Пеппера
- Джон, как вас представить: итальянский или американский режиссер? Кино- или театральный? Актер или фотограф?
- Я итальянский режиссер, родился в Италии. Я также и американец. Двадцать лет я жил во Франции. Мне посчастливилось работать в разных странах мира – во Франции, Италии, Швеции, Америке. Прежде всего, надо представить меня как режиссера. Я последний протеже Эдуардо Де Филиппо. Он мой учитель, он дал мне самые лучшие уроки о театре и о работе с актерами на сцене.
Мой другой великий учитель – американский кинорежиссер Джордж Рой Хилл, снявший «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» и «Аферу», где главные роли играли Пол Ньюман и Роберт Редфорд. Он был хорошим актерским режиссером. Много рассказывал мне о драматургии. Хилл преподал мне два величайших урока. Первое: надо изучать актерское мастерство в школе (я учился по системе Станиславского). Второе: надо регулярно находиться перед камерой или на сцене. Не потому что я актер (я ужасный актер), а потому что это постоянное напоминание о том, насколько это большая честь – быть актером и какая это хрупкая профессия. Мы можем сделать что угодно: выстроить огромные декорации, поставить лучший свет, но если актеры не на своем месте, играют плохо – у нас ничего не получится. И моя задача – помочь им идти туда, куда нужно. А еще режиссер должен понимать автора, его мысли, замечания, возвысить их. Если вы нанимаете Джона Пеппера, то нанимаете не просто режиссера, того, кто занимается с актерами, - а всё целиком. Я приезжаю с пьесой, со своим видением декораций, костюмов, звука, музыки. Я создаю мир, в котором люди должны жить.
- Где ваш дом?
- В Палермо.
- Что и где вы поставили в последнее время?
- Пьесу «Побег из Москвы» Уильяма Николсона в театре «Монпарнас» в Париже. Это семейная драма. Я ставил ее на Бродвее. В Париже был большой успех, хорошие рецензии. О нашем спектакле писали в каждой газете: от коммунистической «Юманите» до монархической «Ла Круа». Мне важно получить хорошие рецензии на игру актеров, а не на мою работу. Это они заставляют зрителей переживать, плакать, смеяться. Мое имя – в тени. Мое удовольствие – когда спектакль готов, наблюдать за публикой. Если наши отношения строятся на доверии – артисты взлетят. Делая фильм, я могу снять, кого угодно – например, вас, поставить и снять трюк, потом пойти в монтажную комнату, сделать нарезку, как хочу. Тогда это будет больше моя работа. А в театре по-другому.
- Вы окончательно ушли из кино в театр?
- Нет, я не уходил. Я достаточно стар (мне 56 лет), чтобы выбирать проекты, следуя своему опыту. Это не потому что я не нуждаюсь в деньгах или мне не нужна работа… После петербургской постановки мне нужно какое-то время перевести дух. Я поеду в Краснодар и Сочи. Проведу там несколько дней в одиночестве, фотографируя. Мой новый альбом – о воде – я начну на Черном море.
- Что вы предпочитаете снимать?
- Когда я начал работать как фотограф, я не сразу определился, что буду снимать: предметы или людей, деревья, воду или детей. Я просто шел и снимал. Моя новая работа будет о том, насколько мал человек по сравнению с природой. Я думаю, что сейчас такое время по всему миру, когда все мы – женщины и мужчины – чувствуем себя одинокими, потерянными, независимо от того, живем ли в богатой или бедной стране.
- Вам нравится работать с петербургскими актерами?
- Это абсолютное удовольствие! Дмитрия Воробьева я считаю самым одаренным актером, он просто фантастический! Я, что называется, актерский режиссер, люблю актеров и пытаюсь, чтобы они выдали по максимуму, на что способны. Захватывает наблюдать, как в процессе репетиций вырастают Елена Рахленко, Наталья Круглова. Словно видеть, как распускается цветок.
- Голландский кинорежиссер Йос Стеллинг часто повторяет, что российские актеры – самые дисциплинированные. А какие тогда актеры на Западе?
- Я думаю, что у российских актеров – одна из самых экстраординарных дисциплин. Из моего опыта – они лучшие в мире. (Хотя, конечно, в каждой стране есть замечательные актеры. Я верю, что также дисциплинированы англичане, американцы, бельгийцы). Я смотрел спектакли в Театре на Васильевском, в других петербургских театрах, наблюдал, как работают артисты, видел их честность. Они не играют, а дают персонажам жизнь.
«Если хочешь – останься…»
- Как произошла ваша встреча с Эдуардо Де Филиппо?
- Хороший вопрос! Мне было 26 лет, я жил в Нью-Йорке, достиг определенного уровня (невысокого) и хотел подняться выше. Мне была нужна хорошая пьеса. В Америке театры в большинстве своем коммерческие. Туда сложно попасть, у них свои компании. Нужно жить там или быть очень знаменитым, и тогда вас пригласят. Если режиссер работает в коммерческом театре, ему нужно заполучить актера с именем. А для этого нужна хорошая пьеса.
Я был молодым парнем, который поставил 6 или 7 пьес, был горячим, как они там говорят, но в душе по-прежнему оставался ребенком. Агент предложил мне пьесу высокого уровня – автор Том Стоппард! В это время в Нью-Йорке показывали «Филумену Мартурано» режиссера Франко Дзеффирелли. Они должны были играть два дня – в субботу и воскресенье, а в понедельник уже уехать. Я услышал, что Де Филиппо сказал: «Нет – Америке!» «Замечательно!» - воскликнул я. Де Филиппо любят во всем мире. Он итальянец, я – тоже. Он из «левых», и я – из «левых». Я прочел все его пьесы, за исключением одной. Она была настолько тяжелой, я просто не осилил ее и отложил. Я выбрал три пьесы, которые действительно заговорили со мной. И стал звонить в Италию каждому, кого знал, и спрашивал: «Кто-нибудь знает Эдуардо Де Филиппо? Или знает кого-то, кто знает его?»
И чудо случилось! Забавная история, я о ней никогда не рассказывал… Рафаэлла, женщина, с которой я жил, а потом расстался, была подругой жены Де Филиппо. Маэстро сказали обо мне: «Пожалуйста, посмотрите на этого молодого режиссера. Он одарен. Дайте ему 10 минут». Он вошел в комнату, сказал: «Садись!» и спросил:
- Что ты читал из моих пьес?
- Я читал все! Каждую!
Он внимательно посмотрел на меня и спросил:
- Что ты думаешь о… ?
- А-а-а-а! (Джон хохочет. Схватился за голову). Это была та самая пьеса, которую я не прочитал! И тогда я признался:
- Эдуардо, вы можете спросить меня о любой пьесе. А эту я просто не смог прочесть, она слишком серьезная…
Он посмотрел на меня вот так (показывает). Я решил, что он думает, что я кусок дерьма, кака, и сейчас скажет мне: «Уходи». Но после долгой паузы он произнес:
- Хорошо, ты честный. Чего хочешь теперь?
И тогда я объяснил ему, что публика в Америке любит его работы, и несправедливо отказывать людям, лишать их радости смотреть его пьесы только потому, что он решил, будто американская публика неинтересная. «Это неправда, - осмелел я. – У вас просто был плохой опыт. Позвольте мне поставить вашу пьесу – «Внутренние голоса» или «Искусство комедии».
Он спросил, почему я выбрал именно эти. И расспрашивал меня о персонажах, о людях, о жизни. Я просто весь мокрый был! Целых четыре часа я разговаривал с ним! А потом он сказал:
- Хорошо. Приходи завтра утром. Я начинаю ставить новую пьесу.
На следующий день я появился в его доме. Это был человек, которому приблизительно 150 лет! (Вы помните, сколько лет мне было в то время?). Он отодвинул мебель. Пришли актеры, и они стали репетировать. Я был натренирован по-американски. А тут увидел суфлера. Как в 18-м веке. Я просто обалдел!
- Если хочешь – оставайся, - сказал мне Эдуардо.
Я был рядом с ним на протяжении двух лет, ездил в туры. Это один из самых удивительных опытов в моей жизни.
Есть одна история, которую я люблю рассказывать. Мы были на гастролях в итальянском городке Генуя. Закончился спектакль, все стали аплодировать, занавес закрылся, а публика по-прежнему аплодировала. Де Филиппо вышел к зрителям – небольшого роста, сутулый, очень старый человек, достал из кармана носовой платок, вытер глаза и сказал по-итальянски: «Грация! Грация!» Я посмотрел на него: Де Филиппо плакал. После всех успехов, стольких лет на сцене! И когда я спросил его: «Публика по-прежнему трогает тебя до слез?!», он посмотрел мне в глаза и сказал – сначала я передам его слова в точности по-неаполитански, чтобы вы услышали музыку (громко, эмоционально, быстро произносит), что означает (переходит на английский): «Какие слезы?! Это я снимал макияж. Я проголодался, хотел идти скорее ужинать!» (Пеппер хохочет). Не правда ли, здорово?!
Маленький Цезарион
- В 6-летнем возрасте вы снялись в фильме «Клеопатра» вместе со звездой Голливуда Элизабет Тейлор. Как вы попали на съемки?
- Это случай! Дело было в Риме. Мои родители гуляли по пляжу. Хорошо пообедав, с вином, они задремали. Мне было скучно. Я стал помогать рабочему подтягивать к берегу катамараны. И вдруг какой-то парень сказал мне: «О, мальчик, хочешь сниматься в кино?» Родители говорили мне, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми. Я показал ему на них, и он пошел поговорить с ними. Оказалось, он был директором по подбору персонала. И сказал, что я мог бы сыграть превосходного маленького Цезариона, сына Клеопатры и Юлия Цезаря. Мой отец был журналистом, и он не поверил этому человеку. Но потом меня всё же повезли на студию «Чинечитта». Сделали пробы. И у меня появилась роль.
Помню, там были большие сфинксы – просто огромные. И я – такой вот маленький! И платформа, которая раскачивалась. Клеопатра сидела на троне, а я у нее в ногах. Помню, что мой нос был там, где ее коленка. Я помню ее свитер и брюки желтого цвета, и даже то, как они были разрезаны внизу.
Сначала репетировали с дублершей Элизабет Тейлор. И потом наступил день, когда в Рим приехала она. Элизабет Тейлор и Ричард Бартон были просто королями, их знал весь мир. Жизнь замирала, когда они появлялись. На съемках было примерно 150 музыкантов. Человек 300 тянули сфинксов. Внизу стояли Цезарь (Рекс Харрисон) и Марк Антоний (Ричард Бартон). Три человека играли африканских рабов. Их задачей было поднять платформу и спустить Тейлор по ступенькам. Им было очень тяжело, они проделали это сто раз – и без проблем. А тут ребята раскачали платформу, и внезапно она наклонилась. Элизабет, напуганная, начала громко кричать. Вот так (изображает), как будто птица кричала. Я посмотрел на нее и сказал: «Не волнуйтесь, мисс Тейлор, я тоже первый раз испугался». И знаете, что она мне ответила? «Дружище, я забочусь о своей шкуре. А ты заботься о своей». В общем, «добро пожаловать в кинобизнес»!
Что еще я помню об этой истории? Спустя годы я работал ассистентом американского режиссера Джорджа Роя Хилла. Фильм назывался «Маленький роман», там снималась хорошая молодая актриса Дайан Лэйн, и это была моя первая картина с Лоуренсом Оливье. Я узнал, что есть такие правила: если в фильме снимается ребенок, его гонорар должен быть помещен на банковский счет и находиться там до его 18-летия. Мне нужны были деньги. Я позвонил домой и спросил: «Папа, ты помнишь «Клеопатру»? Где мои деньги?» Большая пауза, и потом он сказал: «Ты помнишь бассейн, в котором любил плавать? Помнишь, как был счастлив тогда?» - «Да». – «Я очень рад, что ты насладился. Именно за это ты и поработал».
Это было нормально. Мои родители художники: папа – Кёртис Билл Пеппер - писатель, ему 96, мама знаменитый скульптор Беверли Пеппер, ей 90 лет. И они по-прежнему работают. Отец только что закончил книгу. А моя сестра Джори Грэхем – поэт, лауреат Пулитцеровской премии. Большое волшебство, что я всё еще нормальный (более или менее)!
Иван Перец
- Я хочу выразить благодарность Ивану Павлюченко за то, что он был моим переводчиком и ассистентом. Он мой друг. И гораздо важнее, что он внук известной в Санкт-Петербурге художницы Гели Писаревой. Эта пьеса не была бы поставлена в Театре на Васильевском без него, - сказал Джон Пеппер. – Хорошо? (переходит на русский). Я знаю немного русских слов. Мое любимое: «Здравствуйте, я Иван Перец!».
- Джон, как вас представить: итальянский или американский режиссер? Кино- или театральный? Актер или фотограф?
- Я итальянский режиссер, родился в Италии. Я также и американец. Двадцать лет я жил во Франции. Мне посчастливилось работать в разных странах мира – во Франции, Италии, Швеции, Америке. Прежде всего, надо представить меня как режиссера. Я последний протеже Эдуардо Де Филиппо. Он мой учитель, он дал мне самые лучшие уроки о театре и о работе с актерами на сцене.
Мой другой великий учитель – американский кинорежиссер Джордж Рой Хилл, снявший «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» и «Аферу», где главные роли играли Пол Ньюман и Роберт Редфорд. Он был хорошим актерским режиссером. Много рассказывал мне о драматургии. Хилл преподал мне два величайших урока. Первое: надо изучать актерское мастерство в школе (я учился по системе Станиславского). Второе: надо регулярно находиться перед камерой или на сцене. Не потому что я актер (я ужасный актер), а потому что это постоянное напоминание о том, насколько это большая честь – быть актером и какая это хрупкая профессия. Мы можем сделать что угодно: выстроить огромные декорации, поставить лучший свет, но если актеры не на своем месте, играют плохо – у нас ничего не получится. И моя задача – помочь им идти туда, куда нужно. А еще режиссер должен понимать автора, его мысли, замечания, возвысить их. Если вы нанимаете Джона Пеппера, то нанимаете не просто режиссера, того, кто занимается с актерами, - а всё целиком. Я приезжаю с пьесой, со своим видением декораций, костюмов, звука, музыки. Я создаю мир, в котором люди должны жить.
- Где ваш дом?
- В Палермо.
- Что и где вы поставили в последнее время?
- Пьесу «Побег из Москвы» Уильяма Николсона в театре «Монпарнас» в Париже. Это семейная драма. Я ставил ее на Бродвее. В Париже был большой успех, хорошие рецензии. О нашем спектакле писали в каждой газете: от коммунистической «Юманите» до монархической «Ла Круа». Мне важно получить хорошие рецензии на игру актеров, а не на мою работу. Это они заставляют зрителей переживать, плакать, смеяться. Мое имя – в тени. Мое удовольствие – когда спектакль готов, наблюдать за публикой. Если наши отношения строятся на доверии – артисты взлетят. Делая фильм, я могу снять, кого угодно – например, вас, поставить и снять трюк, потом пойти в монтажную комнату, сделать нарезку, как хочу. Тогда это будет больше моя работа. А в театре по-другому.
- Вы окончательно ушли из кино в театр?
- Нет, я не уходил. Я достаточно стар (мне 56 лет), чтобы выбирать проекты, следуя своему опыту. Это не потому что я не нуждаюсь в деньгах или мне не нужна работа… После петербургской постановки мне нужно какое-то время перевести дух. Я поеду в Краснодар и Сочи. Проведу там несколько дней в одиночестве, фотографируя. Мой новый альбом – о воде – я начну на Черном море.
- Что вы предпочитаете снимать?
- Когда я начал работать как фотограф, я не сразу определился, что буду снимать: предметы или людей, деревья, воду или детей. Я просто шел и снимал. Моя новая работа будет о том, насколько мал человек по сравнению с природой. Я думаю, что сейчас такое время по всему миру, когда все мы – женщины и мужчины – чувствуем себя одинокими, потерянными, независимо от того, живем ли в богатой или бедной стране.
- Вам нравится работать с петербургскими актерами?
- Это абсолютное удовольствие! Дмитрия Воробьева я считаю самым одаренным актером, он просто фантастический! Я, что называется, актерский режиссер, люблю актеров и пытаюсь, чтобы они выдали по максимуму, на что способны. Захватывает наблюдать, как в процессе репетиций вырастают Елена Рахленко, Наталья Круглова. Словно видеть, как распускается цветок.
- Голландский кинорежиссер Йос Стеллинг часто повторяет, что российские актеры – самые дисциплинированные. А какие тогда актеры на Западе?
- Я думаю, что у российских актеров – одна из самых экстраординарных дисциплин. Из моего опыта – они лучшие в мире. (Хотя, конечно, в каждой стране есть замечательные актеры. Я верю, что также дисциплинированы англичане, американцы, бельгийцы). Я смотрел спектакли в Театре на Васильевском, в других петербургских театрах, наблюдал, как работают артисты, видел их честность. Они не играют, а дают персонажам жизнь.
«Если хочешь – останься…»
- Как произошла ваша встреча с Эдуардо Де Филиппо?
- Хороший вопрос! Мне было 26 лет, я жил в Нью-Йорке, достиг определенного уровня (невысокого) и хотел подняться выше. Мне была нужна хорошая пьеса. В Америке театры в большинстве своем коммерческие. Туда сложно попасть, у них свои компании. Нужно жить там или быть очень знаменитым, и тогда вас пригласят. Если режиссер работает в коммерческом театре, ему нужно заполучить актера с именем. А для этого нужна хорошая пьеса.
Я был молодым парнем, который поставил 6 или 7 пьес, был горячим, как они там говорят, но в душе по-прежнему оставался ребенком. Агент предложил мне пьесу высокого уровня – автор Том Стоппард! В это время в Нью-Йорке показывали «Филумену Мартурано» режиссера Франко Дзеффирелли. Они должны были играть два дня – в субботу и воскресенье, а в понедельник уже уехать. Я услышал, что Де Филиппо сказал: «Нет – Америке!» «Замечательно!» - воскликнул я. Де Филиппо любят во всем мире. Он итальянец, я – тоже. Он из «левых», и я – из «левых». Я прочел все его пьесы, за исключением одной. Она была настолько тяжелой, я просто не осилил ее и отложил. Я выбрал три пьесы, которые действительно заговорили со мной. И стал звонить в Италию каждому, кого знал, и спрашивал: «Кто-нибудь знает Эдуардо Де Филиппо? Или знает кого-то, кто знает его?»
И чудо случилось! Забавная история, я о ней никогда не рассказывал… Рафаэлла, женщина, с которой я жил, а потом расстался, была подругой жены Де Филиппо. Маэстро сказали обо мне: «Пожалуйста, посмотрите на этого молодого режиссера. Он одарен. Дайте ему 10 минут». Он вошел в комнату, сказал: «Садись!» и спросил:
- Что ты читал из моих пьес?
- Я читал все! Каждую!
Он внимательно посмотрел на меня и спросил:
- Что ты думаешь о… ?
- А-а-а-а! (Джон хохочет. Схватился за голову). Это была та самая пьеса, которую я не прочитал! И тогда я признался:
- Эдуардо, вы можете спросить меня о любой пьесе. А эту я просто не смог прочесть, она слишком серьезная…
Он посмотрел на меня вот так (показывает). Я решил, что он думает, что я кусок дерьма, кака, и сейчас скажет мне: «Уходи». Но после долгой паузы он произнес:
- Хорошо, ты честный. Чего хочешь теперь?
И тогда я объяснил ему, что публика в Америке любит его работы, и несправедливо отказывать людям, лишать их радости смотреть его пьесы только потому, что он решил, будто американская публика неинтересная. «Это неправда, - осмелел я. – У вас просто был плохой опыт. Позвольте мне поставить вашу пьесу – «Внутренние голоса» или «Искусство комедии».
Он спросил, почему я выбрал именно эти. И расспрашивал меня о персонажах, о людях, о жизни. Я просто весь мокрый был! Целых четыре часа я разговаривал с ним! А потом он сказал:
- Хорошо. Приходи завтра утром. Я начинаю ставить новую пьесу.
На следующий день я появился в его доме. Это был человек, которому приблизительно 150 лет! (Вы помните, сколько лет мне было в то время?). Он отодвинул мебель. Пришли актеры, и они стали репетировать. Я был натренирован по-американски. А тут увидел суфлера. Как в 18-м веке. Я просто обалдел!
- Если хочешь – оставайся, - сказал мне Эдуардо.
Я был рядом с ним на протяжении двух лет, ездил в туры. Это один из самых удивительных опытов в моей жизни.
Есть одна история, которую я люблю рассказывать. Мы были на гастролях в итальянском городке Генуя. Закончился спектакль, все стали аплодировать, занавес закрылся, а публика по-прежнему аплодировала. Де Филиппо вышел к зрителям – небольшого роста, сутулый, очень старый человек, достал из кармана носовой платок, вытер глаза и сказал по-итальянски: «Грация! Грация!» Я посмотрел на него: Де Филиппо плакал. После всех успехов, стольких лет на сцене! И когда я спросил его: «Публика по-прежнему трогает тебя до слез?!», он посмотрел мне в глаза и сказал – сначала я передам его слова в точности по-неаполитански, чтобы вы услышали музыку (громко, эмоционально, быстро произносит), что означает (переходит на английский): «Какие слезы?! Это я снимал макияж. Я проголодался, хотел идти скорее ужинать!» (Пеппер хохочет). Не правда ли, здорово?!
Маленький Цезарион
- В 6-летнем возрасте вы снялись в фильме «Клеопатра» вместе со звездой Голливуда Элизабет Тейлор. Как вы попали на съемки?
- Это случай! Дело было в Риме. Мои родители гуляли по пляжу. Хорошо пообедав, с вином, они задремали. Мне было скучно. Я стал помогать рабочему подтягивать к берегу катамараны. И вдруг какой-то парень сказал мне: «О, мальчик, хочешь сниматься в кино?» Родители говорили мне, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми. Я показал ему на них, и он пошел поговорить с ними. Оказалось, он был директором по подбору персонала. И сказал, что я мог бы сыграть превосходного маленького Цезариона, сына Клеопатры и Юлия Цезаря. Мой отец был журналистом, и он не поверил этому человеку. Но потом меня всё же повезли на студию «Чинечитта». Сделали пробы. И у меня появилась роль.
Помню, там были большие сфинксы – просто огромные. И я – такой вот маленький! И платформа, которая раскачивалась. Клеопатра сидела на троне, а я у нее в ногах. Помню, что мой нос был там, где ее коленка. Я помню ее свитер и брюки желтого цвета, и даже то, как они были разрезаны внизу.
Сначала репетировали с дублершей Элизабет Тейлор. И потом наступил день, когда в Рим приехала она. Элизабет Тейлор и Ричард Бартон были просто королями, их знал весь мир. Жизнь замирала, когда они появлялись. На съемках было примерно 150 музыкантов. Человек 300 тянули сфинксов. Внизу стояли Цезарь (Рекс Харрисон) и Марк Антоний (Ричард Бартон). Три человека играли африканских рабов. Их задачей было поднять платформу и спустить Тейлор по ступенькам. Им было очень тяжело, они проделали это сто раз – и без проблем. А тут ребята раскачали платформу, и внезапно она наклонилась. Элизабет, напуганная, начала громко кричать. Вот так (изображает), как будто птица кричала. Я посмотрел на нее и сказал: «Не волнуйтесь, мисс Тейлор, я тоже первый раз испугался». И знаете, что она мне ответила? «Дружище, я забочусь о своей шкуре. А ты заботься о своей». В общем, «добро пожаловать в кинобизнес»!
Что еще я помню об этой истории? Спустя годы я работал ассистентом американского режиссера Джорджа Роя Хилла. Фильм назывался «Маленький роман», там снималась хорошая молодая актриса Дайан Лэйн, и это была моя первая картина с Лоуренсом Оливье. Я узнал, что есть такие правила: если в фильме снимается ребенок, его гонорар должен быть помещен на банковский счет и находиться там до его 18-летия. Мне нужны были деньги. Я позвонил домой и спросил: «Папа, ты помнишь «Клеопатру»? Где мои деньги?» Большая пауза, и потом он сказал: «Ты помнишь бассейн, в котором любил плавать? Помнишь, как был счастлив тогда?» - «Да». – «Я очень рад, что ты насладился. Именно за это ты и поработал».
Это было нормально. Мои родители художники: папа – Кёртис Билл Пеппер - писатель, ему 96, мама знаменитый скульптор Беверли Пеппер, ей 90 лет. И они по-прежнему работают. Отец только что закончил книгу. А моя сестра Джори Грэхем – поэт, лауреат Пулитцеровской премии. Большое волшебство, что я всё еще нормальный (более или менее)!
Иван Перец
- Я хочу выразить благодарность Ивану Павлюченко за то, что он был моим переводчиком и ассистентом. Он мой друг. И гораздо важнее, что он внук известной в Санкт-Петербурге художницы Гели Писаревой. Эта пьеса не была бы поставлена в Театре на Васильевском без него, - сказал Джон Пеппер. – Хорошо? (переходит на русский). Я знаю немного русских слов. Мое любимое: «Здравствуйте, я Иван Перец!».