20 июля в театре на Васильевском не было привычных подмостков и зрительного зала. Площадкой для действия стали фойе театра и старинная лестница. Из реквизита – лишь железная кровать да пара стульев. В спектакле «Дом особого назначения», поставленном режиссером Денисом Хуснияровым по пьесе Эдварда Радзинского «Последняя ночь последнего царя» играет лишь один актер — Альберт Макаров.
Премьера пьесы приурочена к 400-летию Дома Романовых и в течение полутора часов перед зрителями проходят образы царской семьи, которой осталось жить всего несколько дней, если не часов.
1938. Кремлевская больница. Палата для душевнобольных. На кровати лежит человек – это Яков Юровский. Тот, которых двадцать лет назад стал цареубийцей. Отрывистые воспоминания складываются в рассказ. Ему помогает в этом Федор Лукоянов — «товарищ Маратов» – его напарник по кровавому делу. Много лет назад — они были лишь солдатами, выполняющими приказ. Но только ли указание свыше было тем строгим наказом, которым они руководствовались в те дни?
Усмехаясь и саркастически рассуждая, расстрельная команда готовит все для убийства, тщательно рассчитывая каждый шаг. Не все они могут поверить, что теперь им позволено поставить последнюю точку в царской истории. «В крови рожали мы Новый мир» — так назовут они спустя годы свое злодеяние.
А пока — они прислушиваются к шагам императора Николая, к шороху платья Александру Федоровны и с еле сдерживаемым волнением и дрожью в голосе стараются делать вид, что ничего особенного не происходит. Революция…
Семейная пара тихо вздыхает – на единственном окне поставили решетку, и теперь в их опочивальне стало жутко и тревожно. Они буднично, но с кроткой нежностью и любовью обсуждают детей, веря что все «как-то образуется». Они мало похожи на всесильных самодержцев. Скорее – на родителей, обеспокоенных насущными вопросами воспитания подрастающего поколения. Альберт Макаров не прибегая к особым ухищрениям передает и полный значимости спокойный, уверенный голос Николая, и волнение Александры, усиливающееся немецкий акцентом
То и дело их мысли возвращаются в хмурый дом, погруженный в полумрак. Наступает 17-е число – Александра боится этой цифры – череда ужасных происшествий связано именно с ним. К тому же – цепь совпадений наводит на раздумья. Так, станция, где Николай подписывал отречение называлась «Дно», а дом, ставшим им пристанищем именуется «Ипатьевским» — по имени владельца дома господина Ипатьева. Случайно или нет, но точно также назывался монастырь, откуда первый Романов был избран на царство: Ипатьевский монастырь. Значит ли это, что «круг завершен»?
Ей снится Распутин – и теперь она спокойна, считая, что это хорошим знаком. Но время от времени их интонации становятся обреченными и полными безысходности – и воспоминания о домашних спектаклях перетекают в сравнение Александра с героем из «Вишневого сада», которого все называли «Двадцать два несчастья» — персонажа, на которого постоянно наваливаются беды и горести.
Но и счастье, и в горе – рядом с Николаем — его верная жена и друг. И на свет появляются те письма, которые она хранила всю жизнь и смогла сжечь – и теперь в них «можно убежать». Влюбленная с детства пара – они не могли жить друг без друга, и строки писем связывали их в тяжелой разлуке.
Голос царя рассказывает, как он впервые взял в Ставку маленького – и Алексею безумно понравился смотр. Александра рассказывает о старице Марии Михайловне, к которой ездила на поклон. И о том, что запомнила ее пророчество: «А ты, красавица, тяжелый крест примешь», что так ее взволновало. Тем временем на экране – царская кинохроника тех лет. Черно-белые кадры погружают зрителей в атмосферу того времени, а бегущие рукописные строки — актер читает подлинные письма коронованных особ — подчеркивают интимность, сокровенность происходящего. А мысли о русских царях, самые жестокие из которых были самыми лучшими, и том, что прощением и любовью можно остановить общее насилие позволяет задуматься и о дне сегодняшнем.
В своем дневнике Николай подробно описывает свои дни, и хранит письма заговорщиков, зная что они «мнимые». Кажется, поступок безрассуден — ведь почта постоянно перлюстрируется и теперь председателю ЧК, а значит и Ленину, будет, что предъявить царю в качестве обвинения. Но император оказывается мудрее, и ждет очевидного конца, принеся себя в жертву, поняв, что знаменем для тех, кто будет мстить за него «он сможет стать только мертвый».
А дневник становится и местом односторонней переписки Николая и «товарища Маратова». Слова, обращенные к Анастасии находят и другой адрес – и теперь уже палач задумывается о таким простых евангельских заветах как необходимость прощать ближнего, и о «любви, которая одна сможет победить зло».
А революционеры, уже спустя много лет говорят о том, что в том доме они ответили на вопрос, поднятый еще Достоевским о «слезе ребенка, которого необходимо замучить для возведения здания счастливого человечества». Тогда они дали свое согласие на убийство и ребенка, и молоденьких девушек, которых не могли убить с первых выстрелом – их пришлось докалывать штыком. Корсеты Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии были наполнены бриллиантами на случай побега. Об этом догадались далеко не сразу, и странная живучесть «бронированных девиц», казалась, говорила убийцам, что против них само небо, и, возможно, это было действительно так.
Что ж, они сделали свой выбор и потому не могли освободиться от страшных воспоминаний всю оставшуюся жизнь. Так случилось, что оба цареубийцы умерли в годовщины расстрела царской семьи. Один — в 20-ю годовщину, другой — в 30-ю годовщины расстрела, и вряд ли это можно назвать простым совпадением.
Валентина Казакова, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии Олега Кутейникова и Александра Закржевского с официального сайта Театра на Васильевском