Пресса о спектакле Человеческий голос

В октябре 2015 года  в Москве пройдет международный театральный фестиваль моноспектаклей «Соло». Санкт-петербургское театральное сообщество на нем представляет «Человеческий голос», премьерная работа «Театра на Васильевском».

Обращение главрежа «островного» театра Владимира Туманова к драматическому наследию французского философа-модерниста Жана Кокто интересно во многих смыслах.

Во-первых, «Человеческий голос» находится вне реализуемого театром «тренда» русской классической драматургии (предыдущие премьеры – Гоголь, Достоевский,  Островский, Чехов, Горький). Во-вторых, это первый за многие и многие годы репертуарный моноспектакль в этих стенах. В-третьих (что самое важное для зрителя), новая работа Туманова действительно нова, и не только по формальным жанровым или репертуарным признакам. Такого кумулятивного, пробивающего броню зрительского восприятия, откровенного и (во многих смыслах) обнаженного театрального зрелища здесь еще не было.

Синергия зла

Выбор драматического материала, созданного в годы тотального идейного кризиса интеллектуальной элиты Западной Европы – прямая попытка главного режиссера театра найти ответы на вопросы, о которых теперь уже в ежедневном режиме релируют теленовости из Берлина, Парижа или Мадрида.

Поразительное дело, но хрупкая блондинка, не имеющая даже имени (Она), одетая по моде 1930-х и говорящая по большому, глянцевому, черному и, о ужас, не сотовому проводному телефону, как-то незаметно, исподволь и очень по-женски, без сугубо мужского «быть или не быть» погружает нас в мир своих интимных переживаний, разочарований и надежд. От которых совсем рукой подать до вещей, составляющих основу общественных, политических и, разумеется, финансовых глобальных потрясений христианской части мира в 21-м веке.

В мировом художественном процессе 20-го века Жан Кокто занимает место теоретика и практикующего пред-сюрреалиста. Поэтому драматический текст Кокто, написанный им специально для Берт Бови и впервые сыгранный на сцене «Комеди франсез» в феврале 1930, – это, к счастью, не политэкономический манифест и не сводка агонизирующих биржевых новостей, обличенная в форму изощренного актерского монолога. Кризис Европы был пострашнее спада в машиностроении, гиперинфляции и общего падения нравов. То, что творилось в душах «простых» еврообывателей, обернулось в 1933 приходом к власти в Германии нацистов. Со всеми вытекающими. 

Очень неглупый, по отзывам современников, француз вряд ли не почувствовал этого настроения масс. И вряд ли он случайно наткнулся на гуманитарное открытие, которое, увы, будет актуально столько, сколько будет существовать сам человек. Эгоизм и пугливая отстраненность от мира чувств имеют свойство превращаться в смертельное оружие, в отрицательную синергию, в помесь неуправляемой горной лавины и бумеранга, запущенного безжалостной рукой скорого возмездия. О создании, «становлении» и прямом действии этого нематериального человеческого оружия и рассказывает Она.

Математика добра

Для нормального актера любая новая роль – этапная. Потому что она меняет не только мир вокруг него, но и его самого: делает более изощренным в ремесле и гуманным - в человеческом плане. В случае с актерской работой Светланы Щедриной в «Человеческом голосе» аспект этапности (при всей заштампованности самого термина) не обойдешь никак.

Героиня Щедриной в «Человеческом голосе» этапна своей чарующей, олимпийской парадоксальностью.

С одной стороны, она не наследует Ларисе Огудаловой в «Бесприданнице» по А. Островскому, Лизе в «Детях солнца» по М. Горькому, Татьяне Шипучиной в «Водевилях» по А. Чехову, Елене (Леле) в «Русском варенье» по Л. Улицкой. «Она» - слишком другая, и не по взглядам на жизнь, на людей и на саму себя, что тоже имеет место. Прежде всего, «Она» другая по качеству женскости, если можно так сказать по-русски. Это реактор атомной электростанции, из которого выгрузили весь отработанный уран-238 и, ничего не меняя в плане машиностроения, заменили на такой же объем абсента и кокаина. Глядя на игру Щедриной в первый раз, постоянно ловишь себя на одном и том же вопросе: «Как можно держаться так долго на таком запредельном уровне напряжения чувств и эмоций?». И еще один вопрос не находит ответа почти весь моноспектакль: «Разобьется или нет?». 

С другой стороны, европейскую женщину, полностью составленную из энергетических узлов, страждущих любви, Щедрина играет очень и очень по-русски. В финале «Она» ну, совершенно, не «французская пациентка», по которой плачет буйное отделение какого-нибудь модного психиатрического курорта на Лазурном побережье. «Она» - и в этом магия хорошего театра – убитая нелюбовью мира русская женщина, которая и слыхом не слыхивала ни о пред-сюрреализме, ни о уране-238, ни о Лазурном побережье. Кто-кто? Жан Кокто? Зачем все это, если есть любовь?

Александр Быстрых